Самое невыносимое там – это девицы на подпевках. Умницы, наверное, и все, как одна – комсомолки.
«И если скорбь дано мне превозмочь», - поет Пугачева со всей неуемной силой и страстью, которые определят ее жизнь на много лет вперед, а тогда молодая, с прекрасным сильным чистым голосом. Она знает, что такое скорбь и каково это – превозмочь ее и жить дальше… «И если скорбь дано мне превозмочь», поет она дивные, невероятные слова, гениально подобранные Маршаком вслед за Шекспиром…
И тут они, радостно, все вместе, как пионерскую кричалку или даже футбольную: «В эту ночь!»
Какая ночь? Не было ночи ни у Маршака, ни у Шекспира, вернее – была, но позже, не в этих строках, полных магической силы. И Пугачева сопротивляется комсомолкам и поет дальше:
Не наноси удара из засады…
Но потом они побеждают ее, к сожалению. Сонет Шекспира в исполнении Пугачевой слушать невозможно. Отчего она не спела его позже, когда комсомолки уехали торговать пуховиками? Без этой веселенькой аранжировки, без этих кричалок на заднем плане, без собственного крика – о, я верю, позже она могла бы спеть это величественно, почти спокойно, так, чтобы мороз по коже: «оставь меня, но не в последний миг, когда от мелких бед я ослабею…»
И, конечно, не надо было менять слова. Шекспир, бедный, небось в гробу ворочался…
Еще и Никитин это пел и неплохо пел, кстати… но в нем не было страсти, не было грозы, а все чувствовался бедный малахольный доктор из Иронии судьбы, запертый на кухне своей будущей тещей – так нежно, так грустно, так покорно. Пугачева была сама стихия, сама гроза, пламя… А Никитин как будто заранее смирялся с тем, что так и произойдет.
И все же у Никитина, Маршака и Шекспира (если в обратном хронологическом порядке) слова были логичными и ясными: «оставь сейчас, чтоб сразу я постиг, что это горе всех невзгод больнее. Что нет невзгод, а есть одна беда – твоей любви лишиться навсегда».
А Пугачева не может и не хочет так, она вдруг берет и выворачивает стих наизнанку: Чтобы сразу ТЫ постиг… МОЕЙ любви лишиться навсегда. И при чем тут тогда оставь, но не теперь, я вас спрашиваю?
И главное, мне же нравилась эта песня, я помню, маленькая была и смотрела на черно-белую Пугачеву, оползавшую по какой-то стенке в том, что сейчас назвали бы, наверное, клипом.
Наверное, трудно испортить то, что рождено искренней страстью и болью…
Я скачала несколько старых песен Пугачевой. Вообще-то, я Юрайя Хипп искала (и нашла). Но вот заодно и это… И мне и сейчас кажется, что это были гениальные песни: «Три счастливых дня», «Куда уходит детство», романс «Не отрекаются, любя» и бесшабашная «Я тебя поцеловала».
Кстати о романсе: пойди объясни детям, что это за три человека у автомата и почему их надо ждать. Они подумают, что она так ждет того, кто ее расстрелять хочет. Мне очень обидно по этой же причине за стихотворение Бродского «В который раз на старом пустыре я запускаю в проволочный космос свой медный грош увенчанный гербом»: они, новенькие люди, не поймут, что это про двушки, которые мы клянчили у прохожих, чтобы позвонить из автомата. А я когда-то стояла в очереди у автомата, в моей новостройке, чтобы обсудить с подружкой билеты перед экзаменами и заодно посплетничать обо всем на свете… И еще были умельцы, которые двушку нанизывали на нитку и вытаскивали ее обратно, повесив трубку.
Времена проходят. Меняется антураж. Но, видно, не так уж сильно мы меняемся внутри, если в нас что-то звенит при словах, написанных в 16 веке. И также, наверное, будут резонировать сердца молодых людей через десятки лет при словах: «Как жаль, что тем, чем стало для меня твое существование, не стало мое существованье для тебя», как-то по своему представляя «щербатый телефонный диск».
А сонет Шекспира я из мп3 плейера стерла. Я его лучше так почитаю, без музыки.
Шекспир. Сонет 90
Уж если ты разлюбишь - так теперь,
Теперь, когда весь мир со мной в раздоре.
Будь самой горькой из моих потерь,
Но только не последней каплей горя!
И если скорбь дано мне превозмочь,
Не наноси удара из засады.
Пусть бурная не разрешится ночь
Дождливым утром - утром без отрады.
Оставь меня, но не в последний миг,
Когда от мелких бед я ослабею.
Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг,
Что это горе всех невзгод больнее,
Что нет невзгод, а есть одна беда -
Твоей любви лишиться навсегда.
Перевод С.Маршака
***
Then hate me when thou wilt; if ever, now;
Now, while the world is bent my deeds to cross,
Join with the spite of fortune, make me bow,
And do not drop in for an after-loss:
Ah, do not, when my heart hath 'scoped this sorrow,
Come in the rearward of a conquer'd woe;
Give not a windy night a rainy morrow,
To linger out a purposed overthrow.
If thou wilt leave me, do not leave me last,
When other petty griefs have done their spite
But in the onset come; so shall I taste
At first the very worst of fortune's might,
And other strains of woe, which now seem woe,
Compared with loss of thee will not seem so.
«И если скорбь дано мне превозмочь», - поет Пугачева со всей неуемной силой и страстью, которые определят ее жизнь на много лет вперед, а тогда молодая, с прекрасным сильным чистым голосом. Она знает, что такое скорбь и каково это – превозмочь ее и жить дальше… «И если скорбь дано мне превозмочь», поет она дивные, невероятные слова, гениально подобранные Маршаком вслед за Шекспиром…
И тут они, радостно, все вместе, как пионерскую кричалку или даже футбольную: «В эту ночь!»
Какая ночь? Не было ночи ни у Маршака, ни у Шекспира, вернее – была, но позже, не в этих строках, полных магической силы. И Пугачева сопротивляется комсомолкам и поет дальше:
Не наноси удара из засады…
Но потом они побеждают ее, к сожалению. Сонет Шекспира в исполнении Пугачевой слушать невозможно. Отчего она не спела его позже, когда комсомолки уехали торговать пуховиками? Без этой веселенькой аранжировки, без этих кричалок на заднем плане, без собственного крика – о, я верю, позже она могла бы спеть это величественно, почти спокойно, так, чтобы мороз по коже: «оставь меня, но не в последний миг, когда от мелких бед я ослабею…»
И, конечно, не надо было менять слова. Шекспир, бедный, небось в гробу ворочался…
Еще и Никитин это пел и неплохо пел, кстати… но в нем не было страсти, не было грозы, а все чувствовался бедный малахольный доктор из Иронии судьбы, запертый на кухне своей будущей тещей – так нежно, так грустно, так покорно. Пугачева была сама стихия, сама гроза, пламя… А Никитин как будто заранее смирялся с тем, что так и произойдет.
И все же у Никитина, Маршака и Шекспира (если в обратном хронологическом порядке) слова были логичными и ясными: «оставь сейчас, чтоб сразу я постиг, что это горе всех невзгод больнее. Что нет невзгод, а есть одна беда – твоей любви лишиться навсегда».
А Пугачева не может и не хочет так, она вдруг берет и выворачивает стих наизнанку: Чтобы сразу ТЫ постиг… МОЕЙ любви лишиться навсегда. И при чем тут тогда оставь, но не теперь, я вас спрашиваю?
И главное, мне же нравилась эта песня, я помню, маленькая была и смотрела на черно-белую Пугачеву, оползавшую по какой-то стенке в том, что сейчас назвали бы, наверное, клипом.
Наверное, трудно испортить то, что рождено искренней страстью и болью…
Я скачала несколько старых песен Пугачевой. Вообще-то, я Юрайя Хипп искала (и нашла). Но вот заодно и это… И мне и сейчас кажется, что это были гениальные песни: «Три счастливых дня», «Куда уходит детство», романс «Не отрекаются, любя» и бесшабашная «Я тебя поцеловала».
Кстати о романсе: пойди объясни детям, что это за три человека у автомата и почему их надо ждать. Они подумают, что она так ждет того, кто ее расстрелять хочет. Мне очень обидно по этой же причине за стихотворение Бродского «В который раз на старом пустыре я запускаю в проволочный космос свой медный грош увенчанный гербом»: они, новенькие люди, не поймут, что это про двушки, которые мы клянчили у прохожих, чтобы позвонить из автомата. А я когда-то стояла в очереди у автомата, в моей новостройке, чтобы обсудить с подружкой билеты перед экзаменами и заодно посплетничать обо всем на свете… И еще были умельцы, которые двушку нанизывали на нитку и вытаскивали ее обратно, повесив трубку.
Времена проходят. Меняется антураж. Но, видно, не так уж сильно мы меняемся внутри, если в нас что-то звенит при словах, написанных в 16 веке. И также, наверное, будут резонировать сердца молодых людей через десятки лет при словах: «Как жаль, что тем, чем стало для меня твое существование, не стало мое существованье для тебя», как-то по своему представляя «щербатый телефонный диск».
А сонет Шекспира я из мп3 плейера стерла. Я его лучше так почитаю, без музыки.
Шекспир. Сонет 90
Уж если ты разлюбишь - так теперь,
Теперь, когда весь мир со мной в раздоре.
Будь самой горькой из моих потерь,
Но только не последней каплей горя!
И если скорбь дано мне превозмочь,
Не наноси удара из засады.
Пусть бурная не разрешится ночь
Дождливым утром - утром без отрады.
Оставь меня, но не в последний миг,
Когда от мелких бед я ослабею.
Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг,
Что это горе всех невзгод больнее,
Что нет невзгод, а есть одна беда -
Твоей любви лишиться навсегда.
Перевод С.Маршака
***
Then hate me when thou wilt; if ever, now;
Now, while the world is bent my deeds to cross,
Join with the spite of fortune, make me bow,
And do not drop in for an after-loss:
Ah, do not, when my heart hath 'scoped this sorrow,
Come in the rearward of a conquer'd woe;
Give not a windy night a rainy morrow,
To linger out a purposed overthrow.
If thou wilt leave me, do not leave me last,
When other petty griefs have done their spite
But in the onset come; so shall I taste
At first the very worst of fortune's might,
And other strains of woe, which now seem woe,
Compared with loss of thee will not seem so.
Комментариев нет:
Отправить комментарий