 |
| Акварель Максимилиана Волошина |
Так сказала одна из друзей Максимилиана Волошина о его первой жене, Маргарите Сабашниковой.
Она была прелестная, дивная женщина, и, наверное, неплохая художница. Не знаю, мне трудно судить.
Она написала книгу мемуаров «Зеленая змея». Книга, написанная художницей – это очень здорово, она ухитряется передать все оттенки, краски, дивную прелесть и страшную жестокость мира, в котором она жила.
Я долго не могла не то что простить, но понять – как же она ухитрилась не заметить Волошина – когда он жил рядом с ней, ходил с ней гулять по Парижу, читал ей стихи… Она поставила ему модное тогда условие – жить в браке без сексуальных отношений. Так пожили, пожили немного… и он куда-то уехал, растворился, пропал, а она даже и не заметила.
Всеволод Иванов был в нее страстно влюблен, так сильно, что даже собственную жену заразил этой любовью – и они оба уговаривали Маргариту жить с ними втроем. И опять она как будто не очень понимает, о чем идет речь… Вернее – понимает, кем-кем, но дурой не была. Но не пропускает этого в свою жизнь, все проносится мимо, мимо… страсть, страх, отчаяние, любовь… все то, что делает жизнь – жизнью.
Она пишет, что году в 19, холодном, голодном, жутком, ей выделили небольшую комнату, где она и жила. И всю ночь слышала выстрелы, потому что в подвале напротив шли расстрелы. И опять – это как будто не касается ее принцессной, тонкой, хрустальной души.
Наверное, если бы она перестала думать о высоком на какое-то время, и просто стала жить с Максом, детей бы родила для разнообразия, ее жизнь сложилась бы совершенно иначе. У нее, по-моему, даже мысли такой за всю ее жизнь не было – ни о том, что можно с кем-то жить физически, ни о том, что у некоторых людей бывают дети…
Вот еще эпизод из ее книги. Сабашникова вспоминает, как в пасхальные ночи ее детства светились все разноцветные церкви Москвы, как люди ходили со свечками и христосовались друг с другом… А позже, в 1919 году ей довелось присутствовать на большом антирелигиозном митинге. Было очень много людей, они покорно слушали ораторов в кожанках, сменявших друг друга… И тут, уже под конец, пришел старенький священник и попросил слова. Ему, конечно, не дали, начали выгонять. Но он попросил, мол, нельзя ли хоть пару слов сказать. И комиссары издевательски разрешили ему сказать, но не более трех слов. Священник повернулся к толпе и громко сказал: «Христос воскресе!» - «Воистину воскресе» - привычно отозвалась толпа. Священника увели. Но это я просто вспомнила, уж очень история страшная и красивая одновременно. Я о другом на самом деле.
О том – что иногда кажется, как будто жизнь, сама жизнь отделена от нас такой вот парниковой пленкой. Ты отдельно, а жизнь – отдельно. То ли здесь страх замешан. То ли неумение жить и быть живой. То ли еще что-то тайное, непонятное.
А не хочется идти мимо жизни.
Волошина я люблю очень – не его картины, хотя и их, не его стихи или прозу, хотя и их, конечно…
Вот, например, великолепное:
Верь в человека. Толпы не уважай и не бойся.
В каждом разбойнике чти распятого в безднах Бога.
… я люблю Волошина как можно любить фавна… он – дух Коктебеля, прекрасный, огромный, лохматый… если бы я его знала – живым – мне бы не пришло в голову ограничить наши отношения духовной ипостасью – он был прекрасен, правда…
Но о Максимилиане Волошине я как-нибудь отдельно напишу. Я его люблю очень, и многое можно о нем рассказать.
А сейчас просто короткая мысль: хочется жить и быть в жизни. Настоящей. Как бы там ни было. Безопасная и хрустальная чистота Маргариты Сабашниковой мне очень понятна. И я хочу иначе.
 |
| Карадаг |
Комментариев нет:
Отправить комментарий