восходит солнце и заходит солнце...

Сегодня опять долго гуляла на Воробьевых горах и дальше к Киевской.

Включила ту папку в mp3 плеере, куда скидывала разную музыку, не подошедшую ни в какие другие папки. Чего там только нет. И снова слушала Сиртаки.

Мне так ясно представилось, о чем эта музыка. О том, как снова и снова приходят на землю люди. И каждый живет свою жизнь, проживая ее так, как если бы он жил в одиночку и никто не испытывал того же. Каждая любовь – как первая в мире любовь, каждое страдание – как будто никто до тебя не плакал.

И несмотря ни на что, моряки снова собираются в круг, переглядываются с улыбкой и начинают танец – постепенно переходя от медленного осторожного движения к стремительному радостному вихрю. Так хорошо Сиртаки говорят о человеке и человечестве и о том, как мы все несемся по кругу в танце…

А потом заиграла Хава Нагила и она, пожалуй, о том же, но страшнее – о том, как на человека смотрит сверху Господь холодным равнодушным взглядом. О том, как падает человек, и снова поднимается, утирает слезы и снова смеется, и снова начинает сбор урожая – а Бог смотрит и ему все равно.

Возможно, кстати, Богу все равно, потому что он понимает, знает – зачем это все и почему должно быть именно так.

Он видит сотни искр, мечушихся в поисках своего костра. А сами они и есть костер – если только смотреть на них сверху. Хотя, конечно, трудно представить мир, как он выглядит в глазах Бога.

Слушая Хаву Нагилу, глядя на воскресных людей, я думала о том, что нет семьи без своего горя, нет жизни без своей катастрофы – но ведь и в любой судьбе, даже самой обездоленной, непременно случается счастье. Как так все устроено...

Адонис справа

Я думала о разных людях – вот, например, Адонис, грек, танцующий сиртаки и другие танцы в баре Костаса (Кассиопи, Корфу). Тонкий и прекрасный, Адонис вот уже лет десять поражает туристов и особенно туристок. Наверное, поэтому он и гей или кажется геем – слишком много восторженных туристок тянулись поцеловать его впалую щеку, поневоле возненавидишь женщин. На самом деле (но это тайна, которую знают немногие) – он не грек, а албанец и зовут его Андонис. Наверное, он был гимнастом или цирковым артистом до того, как убежать на Корфу. Он не так уж молод, ему уже к сорока. Он копит деньги и скоро у него будет свой дом. Или, может, уже есть.

Пока я вспоминаю Костас бар (будете на Корфу – непременно зайдите полюбоваться танцами, это действительно прекрасно), мне встречается череда молодых пап с колясками – воскресенье же, мамы отдыхают. Почти все в наушниках, кто-то болтает по мобильнику, а вот этот, с бородой, пишет смс-ку и отчего-то кажется, что он пишет другой женщине.

Навстречу идет семья – издалека я вижу, как мама показывает детям прыжок из фигурного катания – наверное, занималась когда-то. Она поворачивается в воздухе и легко делает ласточку. Дети смешно и мило пытаются повторить, все смеются. Однако, когда они проходят мимо меня, я не вижу счастья в их глазах – видно, что мама уже не так молода (издалека казалась совершенной девчонкой), у нее морщинки у глаз и тяжеловатая попа. Она держит мужа под руку, а он идет, отвернувшись, и смотрит куда-то за ограду Ботанического сада МГУ – как если бы он был за решеткой, а не шел вдоль нее.

И я снова думаю о том, что мы можем сделать, будучи только маленькими людьми, каждый со своим счастьем и горем – такими неоригинальными, обычными, пережитыми до нас миллионы раз утратами… и все же каждая потеря - как первая и единственная... Под ледяным взглядом Господа – что мы можем сделать, когда каждый из нас одинок и каждый – часть огромного целого?

Наверное, только любить друг друга. Как можем, как умеем. И быть благодарными. Всем и всему, что есть в нашей жизни, что освещает ее, хотя бы изредка или издалека.  Я говорю себе: "Улыбнись Господу. Ему наверняка надоели унылые мины". И улыбаюсь.

А вернувшись домой, я вспомнила и нашла удивительно красивую цитату - о том же. Мы все знаем разные кусочки из нее, но попробуйте прочесть это медленно, прочесть от начала до конца, как если бы это было торжественной музыкой... (И как это подходит для ночи воскресенья, когда снова закончились выходные…)

Слова Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме.
Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, - все суета!
Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?
Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовеки.
Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит.
Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои.
Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь.
Все вещи - в труде: не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием.
Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем.
Бывает нечто, о чем говорят: "смотри, вот это новое"; но это было уже в веках, бывших прежде нас.
Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после.
Я, Екклесиаст, был царем над Израилем в Иерусалиме;
и предал я сердце мое тому, чтобы исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом: это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем.
Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, все - суета и томление духа!
Кривое не может сделаться прямым, и чего нет, того нельзя считать.
Говорил я с сердцем моим так: вот, я возвеличился и приобрел мудрости больше всех, которые были прежде меня над Иерусалимом, и сердце мое видело много мудрости и знания.
И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость: узнал, что и это - томление духа;
потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь.

Книга Екклезиаста. Глава Первая.